Первый секс трезвым не бывает

— Я даже некоторое время убеждала себя, что я с ним… — она задумывается. — Из корыстных соображений. Ну, выгодно по работе, и подарки, и машину хотел подарить. От машины я, правда, отказалась — это уже слишком. Он вел себя как психопат, и я себе придумала, что это все по расчету. Но потом, когда он в себя пришел, успокоился немного, я поняла: ну какая, боже мой, выгода? Это любовь. Ради выгоды я, может, и продержалась бы дня три, но не три года. И секс был такой потрясающий, что уж не знаю, как надо любить деньги, чтобы так с ума сходить.

Подруга рассказывает о любовнике. С которым она уже долгое время пытается расстаться. Такие же чувства она испытывает и к мужу. Они ей все надоели, но она не может без них жить. Тут можно сказать что-нибудь нелепое вроде того, что любовь иррациональна. Но это не так. Наоборот, все очень разумно и логично.

Любовь — это совсем не то, о чем пишут в стихах. Поэзия — про отдельные мгновения, короткие переживания. Это как в «Темных аллеях» Ивана Бунина — выхваченные из контекста чувства и ощущения.

На самом же деле любовь осмысленна и практична. Морган Скотт Пек, блестящий психиатр, писал о личностных барьерах — о всех тех проблемах, которые нам мешают открыто общаться с людьми, мешают испытывать доверие, быть откровенными, быть самими собой. Пек считал, что на стадии того, что мы называем влюбленностью (и длится это двадцать месяцев) самое большое для нас удовольствие в том, что мы снимаем защитные слои — и разрешаем себе быть теми, кто мы есть. И секс, конечно, тоже сближает, потому что мы так же снимаем одежду и становимся обнаженными, то есть беззащитными.

Хотя между нами и сексом огромное количество барьеров. Личностных. Во-первых, надо быть голым, что непривычно с другими людьми и страшно. В Германии есть голые бани (общее место, везде и всегда). В Испании и Дании на пляжах люди полуголые — и не стыдятся ни наготы, ни возраста. Не то чтобы немцам или испанцам эти традиции мешают напиваться перед тем, как познакомиться. Первый секс бывает трезвым разве что у людей без психики или у тех, кто страдает аллергией на алкоголь (но они, как правило, курят сами знаете что).

Секс — это и наслаждение, и дикий стресс. Не будем друг другу врать. Мы все страдаем идеализацией и тела, и секса, и отношений, поэтому то мгновение, когда мы готовы с этих высоких постаментов рухнуть в реальность — вот это нам очень страшно (никогда не знаешь — там, внизу, вода или асфальт?).

У меня лично был любовник, который месяца два или три не мог толком получить оргазм. Да, я вызывала у него такую вот оторопь. Ему нужно было чувствовать доверие и то, что я его не использую, и что он мне по-настоящему нравится.

Иногда доверие в сексе возникает случайно и взаимно, а иногда (если люди чуть более сложно устроены) это требует времени.

Но, конечно, мы все испытываем сомнения.

У меня есть друг, он очень любит секс. Мне иногда кажется, что он уверен — люди придуманы, чтобы заниматься сексом. У него есть несколько постоянных связей, и он очень редко выходит за эти рамки. У него нет комплексов, он не моралист (наоборот), просто ему скучно опять проходить всю эту процедуру, когда ты привыкаешь к человеку, узнаешь его и вы вместе расслабляетесь в сексе.

Преодоление этой дистанции особенно сложно для северных людей. По происхождению северных. Южане более пылкие — благодаря темпераменту они немедленно испытывают такие бурные чувства, что все эти барьеры просто разлетаются на куски. Но преграды, конечно, тоже есть — люди не цветочки и пчелки с их практичным опылением.

Любовь же тут при том, что через двадцать месяцев у тебя есть шанс, наконец, ее испытать. Все, что было раньше, — это уборка пространства от собственных комплексов. И настройка сексуальных и социальных отношений. Вы занимаетесь сексом, встречаетесь, ходите в кино и в рестораны, знакомитесь с друзьями. А дальше влечение может пройти. Геи почему-то в этом смысле работают как часы — очень многие расстаются через два года: двадцать месяцев плюс пару месяцев на разочарование, терзания и сожаления.

Но может случиться и так, что люди, наоборот, начинают друг на друга влиять. Они помогают стать лучше, умнее, веселее, et cetera. И если понимают, что нуждаются в этом и дальше, что есть большой потенциал — вот тогда это любовь.

А лютики-цветочки, «я помню чудное мгновение» и прочая мишура — это все декорации. Красиво, что уж там, но не более того. И тоже покрывается пылью.

Влюбленность — это самое сложное. Люди еще боятся, сопротивляются. Часто ведут себя непредсказуемо и глупо и даже жестоко. Поэтому знакомая и убеждала себя, что любовник просто ей выгоден: она не могла найти соотношение между отличным сексом и невротическим поведением и пыталась дать себе рациональный ответ. В период влюбленности люди настолько противны, насколько могут себе позволить. Или они странные в это время. То есть никакого безоблачного счастья, никакой гармонии в хаосе. Это все может случиться потом. Но не сейчас.

Мою подругу охватывает ужас, когда она думает, что придется опять начинать с кем-то отношения. И больше всего ее нервирует, что снова придется сексуально привыкать. Она дружит с бывшими любовниками — и вот из стадии «почти любовь» они возвращаются к отношениям только ради секса. Это, правда, технически и эмоционально лучше, чем новые партнеры. Ты знаешь человека, не стесняешься его, ты можешь обращаться с ним просто и не стараешься выпятить все лучшее в себе — от груди до интеллекта.

Поэтому, знаете, почти смешно, когда некто закатывает глаза, вздыхает и говорит: «Хочу влюбиться…» Это как «хочу работать 24/7 бесплатно — и чтобы унижали». Конечно, патока первых мгновений, когда все пахнет и цветет и когда можно опять рассказывать все эти старые анекдоты из своей жизни и удивлять всем тем, от чего другие уже устали, — это приятно. Но за это приходится расплачиваться бесконечными тревогами и вопросами, ответы на которые может дать только время.

— Если я думаю, что могу в человека влюбиться, то я просто убегаю, — говорит знакомая.

Она с трудом выкарабкалась из долгих, счастливых и трагических одновременно, отношений. Ей не хочется снова нервничать и выстраивать отношения.

 

Я понимаю ее. Но я придумала себе другой способ справиться с этими личностными барьерами. Я просто остаюсь самой собой. С кем угодно. Где угодно. Это тоже сложно, но прелесть в том, что тебе не нужен человек, с которым ты разрешаешь себе быть настоящим. Тебе не нужно это маленькое укрытие. И это хорошо, потому что убежище — это всегда немного бункер, где ты изолирован и где ты все равно ощущаешь страх перед тем миром, который снаружи.

Разумеется, я хочу любви, но не такой, как скафандр. Я хочу ощущать воду и воздух, и солнце, и ливень. И даже если мне иногда страшно, никто не защитит меня лучше, чем я сама. Ведь, как сказал Оскар Уайльд, «любовь к себе — это начало романа, который длится всю жизнь».

-Арина Холина для Сноб